Поразительно, как пространство влияет на людей. Кто-то боится закрытых маленьких помещений и теряет кислород, а кто-то не может находиться в определённых городах.
Барнаул высасывает мечту. Высасывает цель и настрой. Я помню, как в прошлом году хотела прийти в форму и вновь танцевать. Проблема только в том, что хотела я этого, будучи под вином, или же без него, на словах. За весь этот огромный период, во мне не нашлось сил к осуществлению данной цели. Просто не нашлось. Я не испытывала ни грамм радости или желания. ПОРАЗИТЕЛЬНО! Я. Ни грамм. Желания! Так встанешь утром, выглянешь в окно, и словно черными слюнями бог плюнул. Все серое, как седина старика. Нелюбимое, как лицо врага. Стараешься себя поднять над мирской суетой, говоришь: мол, друг, погода-погодой, а ты давай, иди, трень, живи. А мысль об одном – не сдохнуть бы. Так пьешь кофе, ешь хлеб, идешь на работу – все не в радость. Выходишь – везде кучи. Кучи грязи. Кучи льда. Кучи нерусей. Шатаешься и ждешь, скользишь, сползаешь по горам и ухабам. Город анусные газы тебе в лицо посылает, и ты с ними борешься, пока шагаешь к автобусу. Едешь в автобусе – тупые люди. Работаешь на работе – тупые шутки тупых коллег, после работы спешишь в магазин – тупые толпы невоспитанного провинциальства пихает тебя. Вся интеллигенция здесь. И так ты в этом котле грязи вращаешься. В глаза посмотреть некому, непроходимость и необратимость сплошная. Проявляешь такт, люди думают, ты издеваешься. Интеллигентно отвечаешь – получаешь в нос. Даже странно, ты бы может и не пошел домой, да и не хочется замыкать себя вновь в створах замка своего, а город просто гонит тебя. Бьет по кадыку, мол, чеши лучше, иначе ботинки в грязь попадут. И ты стоишь такой выдавленный, серый, как снег под ногами, периодами, даже обоссанный, и понимаешь, что спасет тебя в этом жерле Алтайского края только алкоголь. Хотя перед тобой стоят толпы беременных мужчин, тебе не кажется, что когда-нибудь ты станешь таким. Потому, что ты еще боишься и борешься. Ты боишься этого изверга – города. Ты способен еще надавать ему по уздечке. И вот, ты приходишь домой, открываешь красное полусладкое, оно обдает тебя сверху до низу. Тогда заканчивается ужас. Как плохое кино, сгорает прямо в аппарате. Ты сидишь, пьешь, смотришь на свой рваный носок, и только одно тебя тревожит – какие танцы ты хотел бы танцевать? Почему тебя так съедает вся эта газовая камера, а других нет? И ты решаешься, решаешь, что завтра все! ТЫ выйдешь из этого порочного круга и пойдешь в кино – домино, танцы – шманцы, в церковь ( если потребуется), но порвешь этот порочный барнаульский круг гедонизма и банкротства. Ты до сих пор его рвешь. 
У меня есть столько знакомых людей, кто из больших городов переехали сюда. Счастливее теперь, чем были раньше. А я вот сижу и загибаю пальцы лишь бы уехать из Догвиля.