Сегодня я в Алматы. Да, пусть не физически, но мысленно уж точно. В том времени, когда носила голубенькое платье с красным петухом и длинные косы, словно железные дороги. Проснулась со стойким ощущением, что я в Казахстане. За окном пасмурно, прохладно, чисто. Утро холодное, местами даже леденящее. От чего трава кажется сочной, словно новогодний мандарин. Более свежей, как начисто выстиранное белье. Роса скопилась в руках листьев, они берегут ее, чтобы преподнести птицам. Но отдают ботинкам, что сбрасывают ее, как последнюю земную влагу. В Алматы встаешь рано, ибо жара начинает набирать обороты непредсказуемо резко. Поэтому люди стремятся разойтись по работам и делам, как можно раньше, быстрее, чтобы не загреметь в сети обжигающей, разгорячённой плиткой, жары. А ты мал и весел, ты слоняешься по больницам, так как бабуля выдумала кучу проблем, и тебе все равно, жарко ли, холодно ль. Так вот выходишь, а живешь в частном домике, бредешь по запутанным лабиринтам улиц. Стопы не сжигает асфальт, небо не бьет по голове, воздух дает вдыхать и выдыхать – прелесть. И вот бредешь ты сзади, пока взрослые разгоняются впереди, а по левую сторону от тебя сад. Точнее, самовольник. Он вырос там, потому что захотел сам. Никто его не высаживал, и не блюл его красоту. Он сам себе сад и все тут. Экий странник, коей прилег в тени и в росе утопает. Весь в тропинках, проталинках. Хоть клубок ниток разбрасывай и иди. Я и пошла. Ростом была небольшая, не больше пня, шла и руками листьев касалась. Они прохладные были, влажные, словно после дождя. Листья закручивались в спирали, как домашняя капуста, и в этих самых спиральках, жили улитки. Для ник спиральки становились колыбельками. Они пели песни своим маленьким, и жались, друг к другу в стужу. Так развернешь лист, а они там парочкой лежат, и делают вид, что застыли. Словно не они вовсе, не существует их. Скопившаяся роса не выдерживает, скатывается в семейство. Они пробуждаются, пугаются и сворачиваются. Уходят в себя. Приняли утренний душ – завтракать пора. Стряхнёшь росу с них, возьмешь в ладошки. Гипнотизируешь. Ждешь, когда они развернуться и жить начнут. Хочется ведь посмотреть, какие они. Но улитки лежат не шелохнуться. Для чего им человек, когда они друг у друга есть. Пока ждешь, присядешь на корточки и слышишь – тишина. Только пара птичьих голосов вклинивается в нее. Они настолько гармоничны, словно тишина с ними рождена была. Не замечаются вовсе. Вдыхаешь царящие махровые ароматы, и детство ощущаешь. Видишь себя пепелинкой в этом огромном мире.

Улитки все не раскрываются. Кладешь их на землю и, когда уже перестал ждать, они ползут. Чему радуешь тогда? Не знаю. Знаю лишь, что словно волшебство с тобою приключилось. Ты заставил маленьких живых существ ожить и ползти. Да пусть и не ты, сами они все, но присутствовал рядом. Смотрел, говорил с ними, просил, и они услышали тебя. Так я вспоминаю, встала позади улиток, словно выгуливаю их. Они шли неспешно, по-домашнему, а я была их гостем. Они – проводники, а я – странник. Я шла как по ниточке за ними, расставив руки в стороны, и что-то говорила себе под нос. Мол, смотрите, я и они здесь. Мы – пара капель на стекле, известные лесные трюкачи. Все нарушила мама. Она раскричалась, ведь я ушла, ничего никому не сказав. Они ищут меня, кличут, а я птицей здесь расхаживаю. Помню, когда она утянула меня за руку, я попрощалась с улитками. Я видела, как они смотрели мне в след, расстроенные, обиженные. Будто бы я предала их, ведь они так и не довели до конца пути. Мои контролеры.

Сейчас глубокий день. Погода повторяет себя. Я стою у окна и вижу девочку в синем платье с красным петухом. Она собирает улиток и следует за ними. Глубоко, в земляничные леса.