Люди несутся толпами,
Не видя белый свет.
И того, кто нужен так
Среди них нет. 

на районе внезапно обнаружился театр.

внезапно — потому что никаких спектаклей в театре, кажется, не идет.

у театра есть сайт. есть репертуар. внутри работает театральное кафе. на стенах висят цветные афиши без дат.

в общем, все признаки театра налицо, кроме, собственно, спектаклей.

я тут, честно говоря, привираю, потому что в апреле-то один спектакль был.

но мне кажется, что его вписали задним числом, ну просто чтоб расписание не выглядело таким пустым и покинутым, неудобно же.

воображение, конечно, рисует неуверенную и критично настроенную к себе труппу, которая репетирует и репетирует, но никак не решится выступить по-настоящему.

и вот к ним приходит новенький.

— ну что, — спрашивает новенький на десятой репетиции, — вроде нормально получается, может, выступим теперь?

зал заполняет неловкое молчание. головы актеров, находящихся на сцене, медленно поворачиваются в сторону режиссера. сцена ярко освещена, партер в тени, мы не видим его лица, но слышим, как после паузы, медленно, будто бы с некоторым изумлением, он начинает смеяться.

— выступить! — выдавливает из себя режиссер, — ну надо же! получается у него, — тут еще один приступ смеха, — нормально!

актеры разворачиваются к новенькому и тоже начинают смеяться.

— что у нас получается, ребята? — спрашивает режиссер у сцены.

— хуйня! — нестройно отвечает сцена.

— ну вот, — говорит режиссер. — хуйня! выступить он хотел!

и они продолжают смеяться до тех пор, пока новенького тоже не начинает разбирать смех.

а после того, как все отсмеются и опустеют, как все, кто смеялся слишком громко, режиссер резко хлопает в ладоши и говорит, что надо работать, что они и так потеряли много времени. акт второй, сцена четвертая, говорит режиссер.

но это так, романтическая версия.

в реальности же любое волшебство обычно объясняется чуваком, который сдает помещение под мероприятия, но не хочет терять какие-нибудь налоговые льготы или даже получает финансирование от городских властей, потому что без него театр умрет.

грустно быть взрослым.

«удивительная, конечно, штука человеческая натура.

годами взращиваешь в себе терпимость, стараешься принимать других людей такими, какие они есть. себя, что важно, тоже стараешься принимать таким, какой ты есть. первое время получается, если честно, хуево, потом тоже хуево, но как-то понемногу привыкаешь уже к этому хуево. начинаешь получать удовлетворение от собственного несовершенства. понимаешь, что ты заслужил это хуево, что это не просто хуево, а кармический привет.

это как если бы табуретка, изготовленная троечником на уроке труда, размышляла о своем отличии от кресла aeron. первое время ее наверняка бы обуревали грустные мысли. почему именно мне суждено было родиться в этой стране, думала бы она. почему я, такая тонкая душа, заключена в это корявое и кривое тело. как бы хотела я, думала бы табуретка, крепко стоять на ногах.

но даже если ты школьная табуретка, просто физически невозможно все время думать, какое ты говно.

ну или просто так устроена взрослая жизнь. привыкай.» 

2К 

Обожаю манеру письма этого мужчины! 2К невозможно не читать! Искренне смеюсь и восторгаюсь его блогом. Тем, как и о чем он пишет. 

в берлине была плохая погода, поэтому я всю неделю ходил по музеям и книжным магазинам.

вообще говоря, музеи в берлине хорошие, но погода была настолько плохая, что я ходил по любым.

и вот в последний день я решил-таки дойти до еврейского музея, хотя ничего хорошего от него не ждал (и, кстати, правильно, что не ждал — если вас не интересует небрежно собранная по лоскутам история еврейского народа как таковая или холокост — делать там нечего), но за пару кварталов до уперся взглядом в берлинскую галерею современного искусства.

ее трудно не заметить, перед большой бетонной коробкой стоит большая алюминиевая дура, что-то там символизирующая, а дорожка, которая ведет ко входу, выстлана ярко-желтым покрытием, на котором нарисованы большие латинские буквы. наверняка это тоже что-то означает.

времени у меня было много, я решил зайти.

так я познакомился с дороти ианноне.

этой художнице почти целиком отвели первый этаж, но сначала я подумал, что это какая-то шутка, потому что дороти, очевидно, не умела рисовать и пыталась это делать. с точки зрения современного искусства ни первое, ни второе грехом не является, но лучше все-таки не совмещать.

однако минут через двадцать мнение мое изменилось.

дороти по-прежнему не умела рисовать, но меня подкупили ее упорство и поразительная работоспособность. за свою долгую жизнь — а ей сейчас больше восьмидесяти — она нарисовала очень много плохих и глупых картин, но все эти картины выстраиваются в долгую и трогательную историю. сегодня дороти вела бы жж или фейсбук, но в конце пятидесятых ничего такого не было, так что ей пришлось податься в графики.

все ее творчество можно разбить на три периода.

первый период это конец 50-х и первая половина 60-х. это откровенный шлак. дороти очень хочется выразить себя, но она, напоминаю, плохо рисует и ей, что еще хуже, в общем-то, нечего сказать.

третий период начинается в восьмидесятых и продолжается до сих пор. дороти нашла свой почерк, но попутно немного сошла с ума, причем сошла с ума не как блейк, например, а в обычном бытовом смысле — картины этого периода представляют собой произведения не очень умной и повторяющейся старухи.

но второй период очень интересен.

он начинается с того, что дороти со своим тогдашним мужем джеймсом садится на круизный лайнер и приплывает в исландию потусить.

на пирсе она встречает художника дитера рота, который держит под мышкой рыбу, завернутую в газету.

я не очень помню детали — то ли он их встречал, потому что тоже был художник, то ли просто стоял на пирсе с рыбой, почему нет, но, в общем, дороти, джеймс, дитер и, кажется, кто-то еще идут вечером в ресторан.

а на дитере кроме рыбы старая разорванная рубашка, которую дитер скрепил булавками. и дитера в ресторан не пускают.

в общем, дитер идет домой, джеймс говорит о нем какую-то гадость, и дороти понимает, что джеймса она больше не любит, а любит она теперь дитера.

дитеру, как ни странно, она тоже понравилась, поэтому на следующий день дитер предлагает ей заняться сексом. на что дороти, разумеется, отвечает нет.

на следующий день дитер признается ей в любви, но и это ему не помогает.

на следующий день дитер предлагает ей выйти замуж при одном условии. но нет.

на следующий день дитер отказывается от условия и предлагает ей выйти замуж просто так.

много ли нужно женщине.

и вот дороти говорит дитеру, что тоже его любит, но она не может прямо взять и уйти от джеймса, потому что джеймс в исландии, чужая страна, он расстроится, а дома и стены помогают. я приеду домой в штаты, говорит дороти, и там от него уйду.

и вот дороти и джеймс летят в штаты, она весь полет притворяется спящей и мечтает о том, как они зайдут в дом, и все это наконец закончится.

они заходят в дом, джеймс берет газету и отправляется в туалет на двадцать минут.

нет, ну какая свинья.

дороти находится в настолько растрепанных чувствах, что не может ни покормить, ни погладить набросившихся на нее котов. она сидит на диване и ждет, когда джеймс, наконец, освободится от лишнего груза, чтобы освободиться от джеймса.

и вот джеймс выходит.

— я ухожу, — говорит ему дороти, — и вылетаю ближайшим рейсом в рейкьявик.

джеймс ей говорит что-то неразборчивое, но понятно, что он очень расстроен.

и вот она отправляется к дитеру, и следующие десять где-то лет она рисует практически только себя и дитера в разных позах. картины нарисованы в единой стилистике, и чтобы они хоть как-то отличались, она сопровождает их репликами и подписями.

я не буду вдаваться в подробности, но скажу, что я узнал о личной жизни дороти больше, чем надеялся, а еще у дитера прекрасные гениталии, и он ими гордится.

кроме отдельных картин и инсталляций (меня особенно покорила та, где в картину с дороти и дитером на место головы дороти встроен черно-белый телевизор, в котором нон-стопом крутится ролик с лицом мастурбирующей художницы) дороти рисует так называемую «исландскую сагу» — огромный черно-белый комикс, рассказывающий ее историю знакомства с дитером (собственно, из него мы и узнаем все подробности). «сагу» дороти нарисовала уже после разрыва с дитером и, видимо, поэтому «сага» написана от третьего лица.

в общем, в следующие десять-пятнадцать лет дороти рисует одну огромную, безыскусную, очень наивную, но от этого очень сильную историю любви.

в 1974 году они расстаются. в 1998 году он умирает.

статья в википедии про дороти довольно куцая и, главным образом, бегло рассказывает ее биографию. родилась, вышла замуж, встретила дитера, бросила дитера, жила во франции, увлеклась буддизмом, переехала в берлин.

дитеру посвящена огромная статья. про дороти там одно предложение. звучит оно так:

«в память о дитере каждый год его близкие друзья (главным образом, художники, включая: сигурдур и кристьян гудмундссон, дороти ианноне, руна торкелсдоттир… и другие встречаются на конференции».

я, на самом деле, давно это понял, но мне все не хватало наглядного примера, чтобы проиллюстрировать свою мысль, и вот я его нашел.

а мысль довольно простая.

мы все чьи-то дороти, мужики. 

Представь, мы повстречаемся
И все мечты  в явь обернутся
А солнце  жаром, будто плеть,
Заставит лица улыбнуться.

И станет бегать ребятня,
Вокруг фонтана в белом парке,
А голуби, к себе маня,
Вскружат над головою аркой.

Я буду ропотно молчать
Краснея, взгляд не поднимая.
Ты будешь громко песни петь,
Ногою ритмы отбивая.

И станет воздух чист и свеж,
И станут музыку играть березы,
И будет мир у нас с тобой,
Где лишь ответы – нет вопросов. 

Ах! Степи, степи!

Эти Сибирские степи!

Словно пещерные дети

Стройно спокойно стоят.

Что они знают, степи?

Что они видели, степи?

Что они могут сказать?

Несутся полосой неподвижной,

Почкуясь клочок за клочком, 

И к лучу золотистому

Тянутся, как струна за смычком.

Ох вы, степи широкие!

Как руки ваши сплелись

И нагота полуюная 

В сердце и в глаз влились.

Ветрами вы задуваете,

Борзую тянете пыль.

Степи, вы понимаете,

Как это быть одним.    

Солнце начинает клониться к морю.

Ты дрессируй чудом свои глаза,

Дабы плечи стен, в которых ты закован,

Не дали углядеть в них ни берега, ни дна.

Погода к отрицанию располагает,

Как пьяный почтальон, что ждал ты — не принес.

Но каждый раз, чудесными глазами,

Люби ее по-взрослому,  всерьез.  

Где же вы, летние ночи?! Я так жду вас! Люблю, люблю вас. И запах травы ваш, и огонь фонарей, и красоту города. Всю вашу природную романтику. Летними вечерами и ночами просыпается чувство к жизни. Ночь – отражение дня.  Днем солнце жадно целует тебя в темя, а ночью прохлада гладит кожу.  Никакой неловкости, лишь стремление идти вперед. Удивительно, что летними потемками ноги не чувствуют усталости. Любые расстояния им подвластны.

Припоминаю, как такой ночью шла от дома к речному. Путь неблизкий, да и не волновало это меня. Я шла словно во сне. Всматривалась в окна, что улыбались. В людей, что несли себя словно на трон. В себя разную.
Летние ночи, вы придете и заберете города в свои объятия. Мы вас так ждем.