Я же тут приехала в Барнаул. Улюлюкать не буду, да и нечему здесь улюлюкать. Мой вагон, в котором я катилась из Москвы в Барнаул, прямым ходом шел в ад. Как он туда не попал – один Бог знает. Эта поездочка настолько запомнилась мне, что я все еще икаю и бьюсь в конвульсиях, смахивая пену с губ.
В общем, 17 числа я села в поезд №096 «Москва – Барнаул» и направилась на растерзание государственному экзамену. Думала: «Тю, 2 дня и я дома. Поезда я люблю, они хорошо меня усыпляют. Вот, поеду, высплюсь, приеду, огурчиком туда-сюда и я – молодец.» Когда? Когда все было так, как мы задумали? Где этот день в календаре? Когда он настал, а я не заметила, кто скажет мне?! В общем, билеты были только на боковые лежанки, урвала нижнее место, радовалась, словно в космос полечу – дура. Вагон полнючий, темнючий, а на моем месте хачи сидят. Весело, думаю. Подхожу с чемоданом, а он у меня словно вторая я, стою, как бы своим видом говоря: мол, товарищи, идите с жопу с моего места, дорогие – любимые. Но нет, они сидят, на меня смотрят, мол, что курица встала? Канай отсюда.
— Можно, — говорю, — я на место свое сяду?
— Какое? – говорят мне они.
Ну, тут я и поняла, что это начало конца. Разбирались всем вагоном – кто? Зачем? И где? Отстояв свое место, села. Напротив меня ехала бабуля и парень с длинным носом и красивыми менисками. Ох, какие у него были мениски, он ими мог бы покорять города. Согласитесь, что компания нормальная? Приличная, кажись. Ночь переночевали хорошо. Бабка эта храпела, как самка слона, что призывает самца в брачный сезон, а мы с парнем лежали и, кажется, всю жизнь свою вспомнили за ночь. Я и на звезды смотрела, и с луной говорила, и песни пела, и на воображаемой гитаре играла, и уши затыкала, и громко вздыхала, и лежанкой скрипела – ничего бабку не берет. Ни война, ни валидол. Храпит – заливается. И видно сразу, профессионалка. И на боку храпит, и на спине храпит, и на животе даже бурчит – всяко может. Я понимаю, что за нее на это сердиться нельзя. Ну, устал человек, ну может проблемы со здоровьем, однако, в тот момент эта была наша общая проблема со всем плацкартом.
Под утро я уснула, и как только я уснула кто проснулся – встрепенулся ?! Бабенция встала и на весь вагон: «Что же здесь так холодно?» И видя, что все люди спят, стала копаться в сумке, доставать мешки, мусор – всю жопу мира, и пихать эту жопу в окно. Королева проснулась! Служите! При этом она говорила, да что это я, она орала, как кобыла. Я лежала, смотрела в стену и думала: «Господи, убей меня!» Когда мусорные конвульсии перестали ее бить, она врубила херово радио, что орало попсу и шансон, села на кровать и стала смотреть в окно. Проснулись все. А я все лежала, смотрела в стену и радовалась, что скоро кровь из ушей дойдет до моего мозга и мучения кончатся. Ужас. Бабка не унималась, она говорила во весь голос что-то типо: «Как же холодно. Ой-ой-ой». Я не выдержала, встала и как посмотрела на нее, такой взгляд я помню только у мамы, когда ты провинился в чем-то, а она как глянет на тебя, и ты уже обосрался под себя, так страшно было, так как ты знал, что последует за этим взглядом. Но бабка намека не поняла. Я села и рассматриваю ее. Она сидит в футболке с коротким рукавом, в бриджах и ноет, что ей холодно. Парень смотрит на нее и говорит: «Да оденьтесь вы уже!» Потом, ей захотелось кушать, а с собой она ничего не взяла. Вагон-ресторан продавал пирожки, она купила один пирожок за 50 рублей, откусила, и свет сошелся клином. Она стала плевать пирогом с визгом – КАКАЯ ГАДОСТЬ! ФУ-ФУ! К ней подошли девушки, что разносили эти пироги. Произошла стачка, они рвали горло, плевали, в грудь себя били, а мне было стыдно за весь женский род, потому что это какие-то куриные бои. Правильно мужчины говорят: « Баба на корабле – к несчастью».
День ехали ужасно! Радио на всю, я читала и злилась. Не выдержала и как подам голос: «Выключите вы чертово радио! Сделайте тише! Неужели вы не слышите, как оно орет, Господи!» Бабка и парень молча выключили его и притихли. Победа, подумала я. Наивная русско-казахская девочка! Бабка вышла в Омске, я выдохнула и открыла рот. Остановите сансару, я сойду. На место бабки зашли армяне. И непросто армяне, а куча армян! Гора армян! Море армян! Планета армян! Им не было конца. Дети, мужики, женщины, сумки, кони, бабки – все были там. Они шли и шли, а я готова была плакать. Они сели по соседству и планета остановилась. Следующая станция – ад.
Не поймите меня неправильно, я вполне сносно отношусь к людям. Меня не трогают и я не стану трогать, мне помогли и я помогу. Я люблю людей, люблю с ними говорить, люблю учиться у людей, но я не переношу три качества в людях: Наглость, невоспитанность и фамильярность. Эти качества, увы, чаще всего, присущи неумным людям. Все, что я не люблю в людях, я встретила в этих бедных армянах.
В итоге, в поезде остались мужчина, его жена и четырехлетний ребенок Света. Эта света орала так, словно порося режут. Армяне не унимались, щекотали ее, что-то ей говорили и та орала. Она орала и орала. Она говорила – орала, сидела – орала, стояла – орала. Ее мать облюбовала женщину напротив и рассказывала ей, как она родила шестерых детей вагинально. Армян хлестал пивище и рыгал. Потом им стало скучно, они включили это чертово радио ( провались оно пропадом), стали зазывать всех танцевать. Хлопали, визжали, таскали эту Свету, а я плела веревку. Настолько хреново в поезде мне не было никогда. На часах было 11 вечера, люди приготовились спать и не могли этого сделать, потому что «хозяевам Омска», как они себя называли, желалось безудержного веселья. Смотреть на это все я не смогла. Катализатором моего дальнейшего поступка стали слова армянки, которая глядя на меня, как я расчесываюсь, сказала: «Эй, ты! Ты че тут волосы свои бросаешь? Мой ребенок потом будет ходить, ногами их собирать». На этом все. На этом я пропала. Разум затмил такой гнев, который я к людям еще не испытывала. Швырнув расчёску в сторону, я подошла к их радио и выключила его. Обернулась и во все горло: «Послушайте ВЫ, горе-мамаша, я не у вас в гостях, чтобы ваше неугомонное чадо босыми ногами рассекало перед моим лицом! Понятно вам!?» Она сидит, рот раскрыла. И тут в дело пошел армян:
— Ты, слыщь… ты.…
Но меня уже было не остановить:
— Какая я тебе «ТЫ»!? Мы что с тобой на брудершафт пили?! Тыкает он мне! Еще раз вы тронете радио, или включите его так громко, я пожалуюсь проводнику, и тогда он уже будет разговаривать с вами.
С этим поступком словно камень упал с души моей. Я всю жизнь стараюсь молчать. Стараюсь быть деликатной, толерантной, не хочу никого обидеть, не хочу никому сделать больно. Но, на мой взгляд, подобное поведение – финиш. Люди, не понимающие человеческого языка, нуждаются, чтобы им объясняли на более понятном для них диалекте. Это не делает мне чести, и уж не делает меня краше в чьих-то глаза, просто, с этим поступком я словно сбросила те оковы молчания за весь жизненный дискомфорт. И за это мне не стыдно.
Остаток пути (ночь) все ехали молча.
Из всего вышесказанного я могу сделать вывод: если ты не хочешь отправляться в ад с веселой компанией — летай самолетом. Потратишь деньги, но сбережешь нервы, а, как известно, нервные клетки не восстанавливаются.